О свободе творчества

Суд над организаторами выставки «Запретное искусство» многие воспринимали по-разному. Для одних это была попытка возродить цензуру. Для других — столкновение искусства с мракобесием и фанатизмом. Для третьих — попытка Церкви диктовать свои условия в культурном пространстве. На самом же деле, вопрос совершенно в другом. Еще в начале века, на фоне зари модернизма в искусстве, была озвучена мысль о том, что лучшей арт-акцией могла бы стать пальба из пистолета по проходящим по улице гражданам. И вполне можно представить ситуацию, когда искусство в чистом виде (без учета голоса этики и совести) действительно будет нуждаться в чем-то подобном. Отсюда и вопрос. Если искусству можно все, то убивать публично случайных людей ради эффективного хэппининга, тоже вполне возможно? А если делать это нельзя — выходит этическая граница в искусстве все-таки существует, и тогда вопрос: где же она пролегает? Что же все-таки можно, а что нельзя?

Для ответа на поставленный вопрос, в сущности, каких-то специальных знаний об искусстве вовсе не требуется. Достаточно понимать, что искусство - это один из видов человеческой деятельности, осуществляемый на территории определённого государства, например, Российской Федерации. Поэтому художнику, как и каждому гражданину РФ дозволены любые действия в рамках закона, которые определяются статьями Конституции, Административного и Уголовного кодекса РФ. Правомерность действий художника, затрагивающих интересы отдельных граждан страны, их объединений или организаций, определяется стандартными процессуальными процедурами на основании жалоб и заявлений граждан в соответствующие органы.

Что же касается того, какие из допустимых законом действий граждан могут быть отнесены к области искусства, то на этот вопрос современное искусствознание однозначного ответа дать не в состоянии, поскольку формальные критерии качества искусства были утрачены ещё во второй половине ХХ века в процессе упорной борьбы художников за свободу творчества и расширение территории искусства, происходившей с момента отделения искусства от церкви в эпоху Просвещения. Наиболее успешно этот процесс протекал, как известно, в эпоху модернизма. Если к началу ХХ века художники ещё только преодолевали границы образа в картине. То где-то к середине столетия они уже полновластно хозяйничали на всей картинной плоскости. Буквально, делали, что хотели. А к 70-м годам и вовсе вышли за рамки картины и пошли, как говорится, прямо в народ, постепенно растворившись в голубой туманной дымке. Таким образом, эпоха модернизма в искусстве привела к тому, что художественное пространство распостранилось до размеров реального. (О том, как реальное в информационном обществе замещается медиальным я поговорю в другой раз.) Поэтому художественная этика от гражданской сейчас ничем не отличается. В личном пространстве собственной мастерской художник вправе творить что угодно, не нарушая права других граждан. Например, может рубить купленные в церковной лавке, или заказанные иконописцу иконы. Если он Бога не боится конечно. В публичном же пространстве, например в выставочном зале, то же действие недопустимо, поскольку подпадает под уже хорошо известную художникам статью УК РФ под номером 282. И так далее. Думаю, что совершенствование правового регулирования общественной жизни способно сформировать устойчивые границы этических норм как у художников, так и у зрителей, способность оскорбляться которых по всякому поводу тоже в наше время явно обострена. Я имею в виду такие общественные объединения, как «Народный собор», «Третий Рим», «Русская народная линия» и др. не способные различать, например, символическое и прямое действие. С этических позиций символическое действие, (неподобающее обращение с какими-то религиозными образами например), что имело место в выставке «Запретное искусство», я считаю допустимым в демократическом обществе. В конце концов, Бог поругаем не бывает. Не стоит уподобляться исламским фундаменталистам, линчующим кинорежиссёра, оскорбившись на его фильм. Думаю, многие коммунисты оскорбляются, глядя на каррикатуры Сталина и большевиков. Ну и что? Не трогать «священный» для кого-то образ Сталина теперь? И юродивых, совершавших подчас кощунственные, на первый взгляд, действия, общество не спешило судить. А вот прямое действие, как в случае действий «Войны» (живые тараканы на одежде участников процесса над Ерофеевым, физическое повреждение чужих автомобилей) или развешивание прокламаций с оскорблениями в адрес Христа и Святого Причастия на стены православного храма во время акции самораспятия Олега Мавоматти я считаю категорически недопустимым. Выставку «Запретное искусство» я осуждаю не за её содержание. Большая часть представленных там работ была создана ещё в советское время и к христианству никакого отношения не имела. Но для меня очевидно, что эта выставка явилась сознательной провокацией Ерофеева и Самодурова, рассчитанной прежде всего на ожидаемую агрессивную реакцию ультра-консервативных сил. А провокацию я приравниваю к прямому действию, которое недопустимо.

Гор Чахал. Москва, 2010