 |
|
|
|
|
 |
|
    |
|
Первое, что видел посетитель на выставке Гора Чахала, проходившей в залах ЦСИ под лаконичным названием «MAN», — поляроидные фотографии, которые Юра Лейдерман поэтически назвал цветами. Мне яркие вспышки, свободно расположенные на стене первого зала, напоминали салют. Как бы нашелся чудак, который ловил искры рассыпающегося фейерверка, а потом разбросал их на стерильной белой поверхности выставочного зала. Эта первая работа служит камертоном, настраивающим на восприятие всей экспозиции. и «Я давно не практикую инсталляции. Я делаю работы», — говорит Гор Чахал. Это позволяет ему представлять не единый цельный проект, а создавать свободную полифонию репрезентаций, что мы и видим на выставке. Отношение автора к «объекту искусства» сложно и многозначно. Сам объект пребывает в реальности идеальной. Для меня явилось неожиданностью, что скульптура, служившая моделью для работ, действительно существовала, и в виртуальную реальность пикселов она попала уже в процессе работы автора над проектом. То, что мы видим, — фиксация некоего идеального перформанса, которая является доказательством художественного и объективно представляет его. Неподдельность чистой идеи — «сё человек» — демонстрируется с помощью «приборного зрения» (авторский термин). Оно не подвержено эмоциональному и обладает фиксирующей объективностью, недоступной человеческому зрению. Хотя скорее это все-таки симуляция, стилистическое воплощение объективности. Ленты из медицинских или физических приборов,
расположенные в дальнем зале; фотографии с лазерными сетками, позволяющие наблюдать объект в
бесконечных ракурсах с бесчисленными знаками загадочных данных, расположены в другом зале.
Апогеем всей выставки были большие холсты, выполненные с помощью качественно новых возможно
стей новейших технологий. Перенесенное на холст изображение (сделанное на компьютере) человека,
плоть которого лавообразна, так же обрамлено мониторной сеткой. В позе человека есть драматическое начало. Она напоминает позу врубелевского Демона. Но голова его опущена, замыкая все происходящее с этой фигурой на ней самой, создавая впечатление эмбриональности, пульсирующей внутри
себя. В этом образе теплота, присущая человеку, в творчестве Гора Чахала выражается с наивысшим накалом. Она начиналась в галерее «Феникс», где связывалась с проталинами и расцветающими под
снежниками; далее в L-галерее демонстрировались фотографии тепловых излучений человеческого
тела. И вот перед нами третья ипостась теплоты — горение, которое мыслится художником как преображение. Используя новейшие технологии, даже ссылаясь на них как на спасительную объктивность и возможность узреть идеальный мир, что уже недоступно зрению просто человеческому, Гор Чахал все же не включается в актуальный дискурс, связанный с технологиями, а остается по отношению к нему в артистической оппозиции. Его романтические искания связаны с вечными темами и с традиционными художественными практиками. Оксана Саркисян. «Гор Чахал. MAN». Художественный журнал, 1997, № 17, с. 84. |